RUSSIA: SACRED AND MYSTERIOUS
Although Vladimir Asmirko’s exhibition is called “Russia: Sacred and Mysterious”, when you look at his work you realise at first glance that the “sacred” and the “mysterious” he refers to do not belong to any country or religion in particular, but are rather intended as absolute concepts.
Asmirko says “It was many years ago, in Japan, that my human and photographic interest for mystical places was born”. This means that the emotions that an architectural complex stimulates can make you look and search beyond the material structure or the religion it belongs to. And this is exactly what Asmirko’s artistic investigation is about.
When he compares “a shining dome set against the sky and the reflection of a palazzo on the Great Canal” he suggests that nature and architecture combined together generate some sort of superior and unifying religion. A universal religion called water, mist, snow, tree, bird, darkness, light: things so common and yet beyond human control. Things that man had to struggle with at the beginning of his quest for the discovery and the conquest of the world. By doing so, he created altogether his very first forms of mystical dependence: the religion of thunder, the religion of fire, the religion of food, the religion of the unknown.
When Asmirko approached the Staroverys’ community, a community that traditionally depends upon their “sacred and mysterious” past, he took black and white photographs in a documentary style, with people looking straight into the camera, as if proudly stating their right to choose an eternal continuity within their world. They look like cathedrals in a human form and their message for posterity speaks of coherence and harmony.
The artist thinks of “churches reflected in waters that, perhaps, once upon a time washed the stony steps of Venice, or rolled over the sands of Kamakura in Japan.” Who knows if there is any truth in the theory of the circularity of the water, and if the waters surrounding the orthodox churches today are the same that witnessed the birth and the development of Venice? Yet you have to accept this idea, or at least share it somehow, for that is one of the reasons Asmirko brings his work to Venice.
His poetical purpose is materialised in a strongly individual and coherent style. His classical formal approach indulges in some surrealistic games of colour and his portraits follow the European anthropological school of black & white photography (first of all August Sander). His “sacred geography” describes the relationship between man and nature, or rather the bond between man’s creations, which express his inclination for the sacred, and nature’s contribution to sanctify objects and places that do not belong to any specific religious faith. Independently from their actual geographical location, they celebrate an emotionally universal mysticism.
Carlo Montanaro
Director of the Academy of Fine Arts of Venice
Professor of Cinema and Photography History
У БУДУЩЕГО – СТАРИННОЕ СЕРДЦЕ
Работы Владимира Асмирко невозможно просмотреть бегло, «просто», как красивые пейзажи, без риска пропустить в них самое главное – приглашение к размышлению и медитации.
За кажущейся, на первый взгляд, простотой и правильностью композиции, кроется сложный и богатый, в некоторой степени, классический подход к искусству и внутреннему темпоритму картины. Каждая фотография медленно втягивает в себя, в свой мир, как будто камера, постепенно наезжая и увеличивая детали на заднем плане, призывает зрителя совершить то же путешествие, которое первым совершил Автор: случайная находка места и сюжета, поиск в нём самой главной черты. Только потом срабатывает механизм ассоциации, понимания и, наконец, осмысления.
Неслучайно, во многих фотографиях использован принцип, который можно было бы назвать «перевернутой смысловой перспективой»: крупно, на первом плане и в фокусе случайная деталь – лодка, дерево, ветка, старый перекошенный забор или клубок тумана. Их видно чётко, отчетливо, но, несмотря на центральное положение в композиции, не в них главное. Главное находится вдали, на фоне, в расфокусе, за леонардовской толщей непрозрачного воздуха, как бы не желая показать себя сразу, приберегая свою тайну на потом. Взгляд тогда перемещается в глубину, как в Брюгелевской картине, и изучает, и постепенно осваивает увиденное.
Проделав этот путь, глаз возвращается обратно, к исходной точке, чтобы охватить и осмыслить всё целое. И тогда возникает ощущение «присутствия»: за рамками фотографии простирается во все направления тот же воздух, та же земля, и мы внутри сюжета, почти – его виртуальный компонент. Немалое время, которое мы уделили картине и путешествию вглубь ее перспективы, сделало нас частью ее мира.
В этом замедленном темпе наблюдения, отражена античность изображенных сюжетов – вековых стен, отшлифованных временем камней, безвременных лиц. Здесь не место беглому прикосновению, свойственному современной суете. Необходимо окунуться в иное время, может быть, в вечность и бесконечность, в поисках сущности бытия.
Свет в работах Владимира, как правило, заполняющий, не контрастный. Краски – яркие, вибрирующие, но не кричащие. Это наталкивает на мысль, что его не столько интересуют конфликт, борьба светлого и темного, сколько, наоборот, чувство общей гармонии и единства мира. Потому, настроение его фотографии – созидательное, радостное.
Будучи глубоко и истинно русскими в духе, идеалах и сюжетах, эти фотографии несут в себе общечеловеческий смысл и духовную энергию. Рассказывая о русской широкой земле и душе, они обращаются к сердцу каждого, приглашая его совершить в своей собственной стране подобное путешествие, с целью найти и открыть для себя свои корни, почувствовать и понять родную землю, полюбить ее и народ, живущий на ней так же глубоко и преданно, как русский художник любит свою страну. Без этого понимания и без этой любви, можно утратить свое национальное и духовное богатство, индивидуальность и неповторимость своей культуры. А с ней – и свое будущее.
Элеонора Волпе
кинорежиссер
Дублин